Беглецы из Эдема

Рассказ начат в рамках Брифа. который через синопсис, перешел в  черновик с заголовком-
Умные да силачи довели всех до ручки-Теперь только Дураки, талантливые Писатели и венчурные Инвесторы Могут зарабатывая, заодно спасти Мир- Рискните https://docs.google.com/document/d/1RPF-YJ1qbxtwHdEtLQmPpyuohRD3qu5He9XteEjFL0E/edit 
Рецензия в коменте

В городе царил западный ветер. Зимой он словно дремал, дул в четверть силы, ждал, когда начнет разгораться весна, чтобы ошалеть и набрать силу. Теперь его время пришло, и он не стал мешкать, одернул тяжелые шторы туч с вымытого дождями окна небес, поднял на крыло белоснежных чаек и взялся трепать первомайские флаги по всему городу.

В такую погоду, у меня словно крылья за спиной вырастают, кажется, что этот ветер меня самого готов поднять ввысь, и держать высоко-высоко, как в детских снах. Я вышагивал по Невскому, подняв воротник синей ветровки и думал, как обычно в последнее время, о той чуши, которую людям все время пытаются выдать за правду.

К примеру, говорят, что Бог создал людей сильными и слабыми, а Сэмюэль Кольт уравнял их шансы. И мало кто понимает, что это полная дребедень, как и большинство расхожих фразочек, пословиц, поговорок, и прочих откровений народной и писательской мудрости. Я, в силу своего рода деятельности, часто о таких вещах думаю, но в этот раз мысль именно об оружии возникла у меня в голове не случайно, а от того, что за мной кто-то следил. Причем, довольно профессионально.

Заметить за собой «хвост» на улицах многолюдного мегаполиса, да еще в праздничные дни, не просто. Куда труднее, чем в пустынном парке, к примеру. Но у меня имелся собственный опыт ведения наружного наблюдения, который позволял мне вычислить слежку даже в плотном людском потоке. Признаков масса, но я давно уже не думал о них, все происходило на подсознательном уровне. Я просто двигался по тротуару в сторону Дворцовой площади, щурился от яркого солнца, улыбался симпатичным девушкам, глазел на чаек, парящих в небе, но в это время мои глаза и мозг совершали почти автономную работу по сканированию пространства. Я так привык, и меня этому много лет учили. Мой взгляд безошибочно отслеживал у прохожих оттопыренную куртку или слишком самоуверенную походку, говорящую о наличии травматического пистолета на поясе, от меня не ускользал блеск глаз и расширенные зрачки подростков, находящихся под легким кайфом, я видел у кого-то избыток агрессии, у кого-то следы затяжной депрессии.

И в то же время я продолжал размышлять о Кольте и его изобретении. Говорят, он уровнял шансы людей, сконструировав свой револьвер. Но как бы ни так! Просто Бог поделил людей на сильных и слабых, а Кольт изменил это деление на метких и склонных промахиваться, на быстрых и медлительных. Только и всего. В реальной расстановке сил это не изменило ничего ровным счетом. Люди как были поделены по своим физическим возможностям, так и остались разделенными по этим же признакам. Наоборот, после Кольта деление стало резче, ведь теперь его результатом стала не чья-то разбитая физиономия, а простреленная голова
.

Я заметил за собой слежку еще от Гостиного двора. Сначала решил, что показалось, потом, ближе к Дворцовой площади убедился, что нет. И еще я заметил, что мужчина лет тридцати на вид, следивший за мной, был крепким, хорошо и уверенно двигался, и наверняка имел при себе пистолет. Скорее боевой, а не травматический. Это говорило о серьезности намерений у соглядатая, и о том, что я, наконец, попал в поле зрения некой силы, способной организовать подобную слежку. Сердце мое чаще забилось от радости. И хотя я пока понятия не имел, что это за сила, и как она может на меня повлиять, это, пока, не имело значения. На меня обратили внимание!

Мало, наверное, найдется на свете людей, которые обрадовались бы подобному обстоятельству. Люди до крайности не любят попадать в чье-то поле зрения. Точнее они

уверены, что не хотели бы этого. Еще точнее, их давно и накрепко убедили в этом. На самом же деле, конечно, это было не так. Это представляло собой не более, чем иллюзию, внушение, внедренное в самые глубины подсознания. Причем, как и большинство иллюзий, вроде иллюзии о дарованном Кольтом равенстве, эта легко разбивалась о простейшие доказательства.

Правда в том, что люди, напротив, очень любят попадать в поле чужого зрения, они даже стремятся к этому, иногда даже за это платят. Но лишь в тех случаях, когда им это выгодно. Например, одолеваемый половым влечением мужчина очень хочет попасть в поле зрения молодой симпатичной женщины, а еще лучше женщин. И он готов даже заплатить за угощения для них, только бы они обратили на него повышенное внимание.

В поле зрения организаций люди тоже изо всех сил стремятся попасть, и очень страдают, когда этого не происходит. Так, юрист стремится попасть в поле зрения юридических фирм, а честолюбивый менеджер стремится попасть в поле зрения как можно большего числа корпораций, и чем они крупнее, тем более желанным является их внимание. То есть, практически любой человек, за редчайшим исключением, лежащим уже в области психиатрии, стремится попасть в поле чужого зрения, но при этом на сто процентов убежден, что старается этого не допустить ни при каких обстоятельствах.

Спроси его, хочет ли он, чтобы за его деятельностью неусыпно следили, и он, на честном глазу, ответит, что нет, и тысячу раз нет. Но стоит уточнить, что речь идет о мониторинге его профессиональной деятельности силами крупной и богатой корпорации, как он тут же воскликнет: «Так это другое!». Но это не другое. Это обычный для большинства людей когнитивный диссонанс, когда внедренные в их сознание иллюзии вступают в жесткое противоречие с окружающей объективной реальностью. И, как ни смешно, иллюзии все равно побеждают. Даже если человеку представлены доказательства, даже если в каком-то отдельном случае он, под их давлением, согласится с очевидным. Во всех остальных случаях он все равно будет искренне уверен в обратном.

Люди вообще более склонны верить во всякую хрень, в чудеса, в призраков, экстрасенсов, в то, что можно вылечить онкологию виноградными косточками, или в то, что можно похудеть от волшебной таблетки, продолжая каждый день жрать, как свинья. Но в простые, очевидные и доказуемые вещи люди верят с огромным трудом. Они хотят чуда. Хоть им кол на голове теши. Они будут мчаться навстречу пропасти, и скорее поверят в какое-то чудо, которое убережет их от катастрофы, чем воспользуются банальной и объяснимой педалью тормоза. Люди неохотно приемлют простые и заведомо эффективные решения собственных проблем.

Поэтому я и обрадовался слежке. Мне это было выгодно. Любое внимание любых могущественных сил я считал за благо. Потому что я готов был предложить простое и эффективное решение почти всех проблем, от которых ныне страдают жители планеты Земля. Но оно было слишком простым и слишком эффективным, чтобы люди его так вот запросто приняли. Мне нужна была помощь. А кто мог мне ее предоставить, кроме заинтересовавшихся мной?

Перед Дворцовым мостом «хвост» пропал, и я уж было приуныл, но вскоре заметил другого соглядатая и сообразил, что один просто сменил другого в целях маскировки. Значит, слежку вела не полиции. Полиции вообще незачем за мной следить, тем более тайно. Им куда проще было бы подкатить ко мне на черном микроавтобусе с тонированными стеклами и, не обращая внимания на косые взгляды прохожих, затолкать

меня в салон, отвезти куда надо и выпытать все, что заблагорассудится. Эти же следили осторожно, сами стараясь не привлекать внимания.

Я призадумался, кто бы это мог быть, но потом понял, что догадки мне ничего не дадут. Знать надо точно, а единственный способ получить достоверную информацию – это допросить самого соглядатая. Тоже не факт, что ему все было известно, но, по крайней мере, у него есть какие-то инструкции, и, узнав их, я смогу сделать хоть какие-то выводы.

Чуть запоздало я сообразил, что одним из вариантов инструкций могло быть мое устранение. Физическое. Почему нет? На Земле полно могущественных сил, которым мое простое и эффективное решение – как кость в горле. Эти силы хотят управлять человечеством, пичкать его байками, бездоказательными утверждениями, ради того, чтобы водить это самое человечество, как козу на веревке, побуждая покупать и потреблять, потреблять и покупать, без конца, со все нарастающей скоростью. В общем-то, это сейчас и называется экономикой. И только подобные бездоказательные байки позволяют скрыть от людей истину, не дают разглядеть, что путь бесконечно нарастающего потребления содержит в самом корне своем неразрешимый конфликт, неизбежно ведущий человечество к полному уничтожению.

Мне не очень понравилось слово «ведущий» в данном контексте. Оно откровенно не соответствовало действительности. На самом деле, и я это прекрасно знал, данный внутренний конфликт системы уже неоднократно приводил к уничтожению человечества. На целом ряде занятых им планет. Вот только Лиге на это было плевать, что и вызвало мои с ней разногласия.

Мне бы, конечно, хотелось, чтобы на меня обратили внимание, дали провести нужную мне работу, да еще за чужие деньги. Но в жизни редко так бывает. В аду, который в настоящий момент представляет собой Земля, царят другие законы. Адские. И если я своими действиями доставил дискомфорт серьезным людям, меня могли прихлопнуть, как муху. Недавняя история с убийством Немцова говорила о том, что десяток патронов стоят меньше, чем организация результативных переговоров. Особенно с учетом того, что мне до Немцова, как до Юпитера. Причем, от Проксимы Центавра. И меня прихлопнуть несоизмеримо легче.

Миновав середину моста, я еще больше забеспокоился. Цепь логических умозаключений привела меня к выводу, что именно прихлопнуть меня и хотели. Иначе, следить за мной вообще не имело ни малейшего смысла. Если бы от меня живого что-то было нужно, проще было бы пригласить меня на беседу. А так, по всей видимости следят, пока не забреду в безлюдное место, где меня можно прихлопнуть без шума и пыли. Впрочем, со мной могло не получиться без шума и пыли. Даже с учетом того, что противник, похоже, вооружен пистолетом, а у меня ничего при себе нет, кроме не так давно купленного складного ножика «Leatherman» с длиной лезвия менее шести сантиметров. Это меня мало беспокоило, ведь оружие побеждает в бою, а сильная мотивация. Иначе афганцы с фитильными ружьями не давали бы регулярно по соплям европейцам и американцам, с их авианосцами и высокоточным оружием. Я же был мотивирован до крайней степени. До предела.

Из сорока лет своей жизни я двадцать провел в передрягах различной степени убийственности, а потому знал, что уходить от опасности, далеко не всегда является хорошей стратегией. В моем же случае было просто необходимо пойти на риск, дать соглядатаю попытку отработать инструкции, самому пресечь их на стадии выполнения,

завладеть инициативой, а затем вытащить нужную мне информацию. Я был уверен, что мне это по силам. И на то у меня были серьезные основания.

Исходя из этих соображений, я, едва перебравшись на Васильевский остров, направился не в сторону многолюдной стрелки, а свернул налево, намереваясь как можно дальше углубиться в пустынные районы, изобилующие подворотнями и заброшенными строениями.

Идея моя была до предела простой. При этом, будучи примененной к подавляющему большинству людей, она была и до крайности эффективной. Так как одной из основных мотиваций люде, к счастью, является страх. И лишь воздействуя на это рычаг, можно побудить кого бы то ни было вернуться в реальность и перейти с рельс магического мышления, коим, безусловно является ожидание чуда, на рельсы мышления логического, заставляющего просто нажать на вполне материальный тормоз и реально предотвратить падение в пропасть. Иллюзии, бездоказательные байки, откровенное вранье и массированная пропаганда были моими врагами, а страх, как это ни странно, стал моим верным союзником. Все, чего мне удалось на сегодняшний день добиться, я добился посредством него. Почему бы и сейчас не прибегнуть к его могучей силе?

Добравшись до Малого проспекта, а по нему до 16-й линии, я выбрал самую безлюдную, на мой взгляд, подворотню, и, убедившись, что соглядатай не отстал, шмыгнул в нее. Дальше необходимо было действовать максимально быстро. Собственно, времени у меня было не более тридцати секунд, так как примерно через столько я ожидал появления соглядатая в гулком дворе-колодце, куда он, непременно, сунется следом за мной.

В теории, конечно, можно было встретить его сразу за углом арки, но я привык скорее переоценивать противника, чем недооценивать его. Следящий за мной мог увидеть мое отражение в одном из окон, или обратить внимание на вспорхнувших голубей. И тогда фактор неожиданности моего нападения будет сведен к нулю, а вместе с ним к нулю будут сведены и мои шансы на победу.

Поэтому я выбрал более сложный, более долгий, но, на мой взгляд, более надежный путь. Суть его заключалась в выборе такой позиции, где фактор неожиданности не будет иметь решающего значения. Говоря проще, я поискал глазами заброшенный подвал, и, обнаружив четыре пыльных окна явно заброшенного цокольного помещения, решительно вышиб ногой стекло, выкрошил торчащие из деревянной рамы осколки, и прошмыгнул внутрь, в пыльную сырую полутьму.

Внутри пахло крысами, кошачьей мочой, валялся строительный мусор. В качестве укрытия я выбрал стопку старых облупленных оконных рам, оставшихся, по всей видимости, после установки стеклопакетов в одной из квартир. Сняв с пояса «Leatherman» и вынув короткое, но бритвенно острое лезвие, я забился в угол, уселся на корточки и прислонился спиной к шершавой кирпичной перегородке. Оставалось только ждать. Но, как говаривали японские ниндзя: «Победа – удел терпеливых».

К счастью, долго ждать не пришлось. Я сначала заметил уменьшение светового потока, когда соглядатай закрыл собой один из оконных проемов, затем хруст стеклянных осколков, когда он спрыгнул на пол. Почти бесшумно, кстати, спрыгнул, если бы не стекла, я бы вообще не услышал, как его подошвы коснулись пола. У меня даже сердце ёкнуло от такого профессионализма в движениях. Какой-то запредельный это был профессионализм. Почти как у меня самого.

Отступать было поздно, но у меня от волнения ладони вспотели. Я вдруг понял, кто еще мог за мной следить. И если мое предположение верно, то я запросто мог превратиться из ловца в добычу.

Двигался соглядатай тоже бесшумно. Слишком бесшумно. Невозможно бесшумно. Человек, обычный человек, двигаться так просто не может. Если бы его голова не перекрывала свет, падающий из пыльных окон, бросая тени на видимый мне участок стены, я бы вообще не понял, приближается он или стоит. Но он приближался. И когда его тень поравнялась со мной, я шагнул из укрытия, оказался у него за спиной, и приложил острое лезвие к его шее у сонной артерии.

-- Им бриться можно, -- сообщил я. – Дернешься перережу артерию. И даже если ты меня грохнешь, сам тоже сдохнешь.

Я ожидал любого ответа. Ругательств, мольбы о пощаде... Чего угодно, но не того, что услышал.

-- Убери нож, отпрыск синего червя, -- произнес соглядатай на арагонском диалекте языка фаха, распространенном в титском и арагонском секторах занятого человечеством галактического пространства. – А то вместо парализатора всажу тебе такой болевик, что неделю будешь блевать так, словно блюешь ядовитыми иглами центаврийского тушкана.

Я не нашелся с ответом, хотя прекрасно знал и язык фаха, и его арагонский диалект. Я опешил. До предела. Что угодно я ожидал услышать в подвале одного из земных мегаполисов, только не речь на родном для меня языке. А потом мир для меня угас, так как соглядатай все же врубил парализатор, а не болевик. За что я ему внутренне был до крайности благодарен.

Восприятие мира вернулось, когда я открыл глаза в совсем другом помещении. Это был не пыльный подвал, в котором меня вырубили, а просторный офис, интерьер которого составляла добротная мебель из тяжелого темного дерева и черной кожи. Правда сам я сидел не в дорогом кожаном кресле а был зажат в легком иммобилизационном станке, в каких доставляют, на потеху публике, диких рептилоидов из системы Гран. Чувствовать себя, словно в зоопарке, да еще не по нужную сторону клетки, было не очень приятно. Но самонадеянность, которую я проявил, к такому обычно как раз и приводит. Хотя... Чушь, конечно. Раз уж я попал в поле зрения не землян, а соплеменников, все равно бы оказался в этом станке, рано или поздно.

В кресле, напротив станка сидел рослый черноволосый мужчина, чуть старше меня на вид. Землянин землянином, судя по внешности, одежде и манерам, но легкий золотистый оттенок загара выдавал в нем такого же арагонца, каким был я сам. Впрочем, меня на Земле тоже никто никогда не подозревал в инопланетном происхождении. На Земле вообще инопланетяне были чем-то сродни призракам или домовым, так что серьезным людям в них верить не полагалось. Да и не были арагонцы такими уж инопланетянами, с точки зрения землян. Вид-то один – человек разумный. Просто земляне ведать не ведали, что этот вид, то есть, мы, люди, уже очень давно, более миллиона лет, обживал почти всю галактику и даже пытался вырваться за ее пределы. Земляне были на сто процентов уверены, что люди осваивают космос всего полвека, а первым человеком в космосе был Юрий Гагарин. Но они ошибались. Сильно.

Они вообще очень во многом ошибались, эти бедные земляне с запудренными мозгами. Даже в том, что колыбелью человечества являлась Земля. Нет, конечно. На Земле люди,

как вид, появились меньше миллиона лет назад, да и то, благодаря вмешательству ригланцев, которые вечно чем-то недовольны, вечно бегут из хорошо освоенных райских миров, любят странствовать и основывать дикие колонии, где придется. Ригланцы постоянно с нами враждовали по поводу и без повода, пока мы им несколько раз крепко не навешали люлей. Видимо со злости они и высадили десант на Земле, чтобы, со временем, доказать нам, дуракам, что может существовать некий альтернативный путь развития цивилизации, не тот, которым миллионы лет назад пошли все здравомыслящие люди.

Но сидящий передо мной человек ригланцем не был, а значит, поводом для моего заключения в иммобилизационный станок стало не расхождение во взглядах на развитие землян а нечто иное. Тут вариантов была масса, я даже не пытался ломать голову, рождая предположения.

-- На этой планете меня зовут Ирвин Гранд, -- представился незнакомец. – Я тут нахожусь под прикрытием члена английской дипломатической миссии.

-- Ну я тогда...

-- То, что вас тут зовут Андрей Ралдугин, и что вы работаете над созданием и совершенствованием систем визуального мониторинга, нам известно, -- с улыбкой прервал мою попытку представиться Ирвин. – Но нам еще известно, что в основу последней системы вы решили положить «эдемский алгоритм»...

-- В том виде, в каком он существовал почти два миллиона лет назад, -- уточнил я в свое оправдание.

-- Это не имеет значения. – Арагонец покачал головой.

-- Еще как имеет! – Я позволил себе возразить. -- Старая версия алгоритма, без применения нейрометрических технологий, основанная только на считывании и анализе визуальной информации с камер наблюдения, не защищена патентами Лиги, а потому никакого состава преступления в моих действиях нет.

Ирвин рассмеялся, достал платок, и, все еще улыбаясь, аристократическим жестом смахнул навернувшуюся слезинку.

-- Я не представляю Лигу, -- хмыкнув, ответил он. – И на ее законы мне плевать хотелось, с самой высокой точки на местности. Я представляю интересы землян. Точнее интересы группы высокопоставленных землян, наделенных, если хотите, всей полнотой власти. Узнав о попытке внедрения вами системы с «алгоритмом Эдема», они были до крайности недовольны.

-- Откуда им знать об «алгоритме Эдема»? – поморщившись, спросил я.

-- От меня. Когда я увидел документальный фильм о системе, уже прошедшей испытания на Олимпиаде в Сочи, я немного опешил. В первый момент я даже подумал, что земляне сами доперли, и с нуля повторили «эдемский алгоритм». Но вы, дорогой мой, не особенно прятались, будучи уверенным в собственной безнаказанности. И быстро стало ясно, что это ваших рук дело, и что вы ничего не придумывали, а взяли готовый алгоритм, пролежавший на Эдеме более миллиона лет в архивах под нафталином. Ход нетривиальный, надо вам отдать должное. Но нам это придется пресечь. Потому что

развитие Земли по принципу развития Эдема, а так же всей арагонской и титланской цивилизации, не входит в планы моих земных друзей.

-- Вы говорите, как поганый ригланец, -- я снова поморщился. – Какой смысл намеренно не пускать землян в рай?

-- Ой, что за чушь? Никто намеренно ничего не делает. Был бы рай на Земле выгоден тем, кто ей управляет, к нему бы давно пришли. Еще до средневековья он бы тут воцарился, были на то все предпосылки. К этому, по большому счету, и шло. Но не дошло, потому что вовремя остановили, и двинули здешнее человечество в другую сторону.

-- Илиотизм.

-- С вашей точки зрения. – Лицо Ирвина сделалось серьезным. – И только. А ваша точка зрения на данный вопрос мне совершенно не интересна. Мне пришлось принять участие в организации вашего пленения, потому что землянам на это понадобилась бы небольшая армия. А так все прошло тихо и спокойно.

«Без шума и пыли», -- злорадно подумал я, вспомнив свою недавнюю самонадеянность.

-- Теперь понятно, кто помогает держать землян в состоянии стада, -- произнес я вслух. – А то я все гадал, откуда подобная эффективность пропаганды и запудривания мозгов. Грешил я, правда, на ригланцев. Ошибался.

-- Хватит уже меня сравнивать с ригланцем! – Ирвин словно сбросил маску напускной любезности, его лицо побагровело. – Прихлопнуть тебя, как муху, мне мешает только отсутствие результата сканирования твоего мозга, придурок. Если у тебя нет ментальной связи с транспортером, то я тебя просто грохну прямо здесь, и решу этим все проблемы.

-- Можешь не ждать результатов, -- с довольным видом ответил я. – Ментальная связь с транспортером у меня налажена в лучшем виде. Так, на всякий случай. И если ты меня грохнешь, морда предательская, через пару секунд на Эдеме уже будут об этом знать, а еще через полчаса, максимум, тебя запеленгуют, после чего твои разлетевшиеся мозги украсят этот, или любой другой интерьер, в котором ты соизволишь на тот момент находиться.

-- Блефуешь, небось. Не стал бы ты тут обустраивать Землю, не заблокировав нейронный модуль.

-- Ну, проверяй. Время есть. Иммобилизационный станок, кстати, тоже ментальную весточку на Эдем может отправить. Мозги тебе за это не вышибут, но отловят, и яйца намотают на локоть за нарушение режима «ноль один двенадцать».

Ирвин задумался. На его холеной физиономии отчетливо читалась попытка выйти из щекотливой ситуации.

-- Нет, чушь, -- уверенно заявил он. – Попытка влияния на развитие чужих цивилизаций будет расценена Сервером как попытка диктовки собственной воли. Значит, твою деятельность бы свернули.

-- Хрена с два. Я ничью волю не подавляю. Я предлагаю людям выбор. Причем, этот выбор они задолго до меня сами сделали, а я только помогаю им его реализовать на

практике. Так что перед Сервером я чист, как стеклышко, в отличии от тебя, а потому отключать нейронный модуль мне не было ни малейшей необходимости.

-- Сами сделали выбор, говоришь? – Ирвин снова разозлился. – Да как они могли его сделать, если им две тысячи лет внушалось, что их личная и частная жизнь ни в коем случае не должна становиться предметом постоянного наблюдения? Это внушалось и на уровне морали, и на уровне религии, специально для этого были придуманы так называемые «постыдные действия», которые надо ото всех скрывать...

-- Земляне не такие дураки, за каких ты их держишь, -- уверенно заявил я. – Вот ваша шайка тут действительно, начудила. И у тебя точно нет ментальной связи с транспортером, иначе Сервер тебя бы уже давно как муху прихлопнул. Сам я тебе шею, к сожалению, свернуть не могу, но могу кого-нибудь попросить, когда выйду. А может и не понадобится. Наверняка Сервер, через мой канал, твою распрекрасную кандидатуру уже обрабатывает.

-- Не будь идиотом, -- без особой уверенности произнес Ирвин. – Не я тебя в станок запихивал. И тут не Эдем. Тут мы на периферии возможностей Сервера. Да и вообще, прекрати меня запугивать! Ты мой пленник, а не я твой.

-- Пока, – спокойно ответил я.

Ирвин поднялся из кресла и, к моему удивлению, дезактивировал иммобилизационный станок. Выбравшись из клетки силового поля, я с удовольствием размял руки и пару раз присел. До крайности хотелось впечатать кулак в лощеную морду Ирвина, но тогда все мое вранье полетело бы к чертям собачьим, и я мигом бы оказался снова в станке, чего не хотелось.

-- Садись... – пробурчал Ирвин.

Он был явно недоволен, что игра пошла не по его правилам.

Я занял одно из свободных кресел и закинул ногу на ногу.

-- Мозг я тебе все же отсканировал. – Ирвин снова улыбнулся. – Минут через пять будут результаты анализа. И если ты блефовал, то яйца на локоть, как ты выразился, намотаю я тебе.

Отвечать не имело смысла. Конечно, я блефовал. Вот только у Ирвина не было технической возможности это выявить. Поэтому я был совершенно спокоен. Анализ определит наличие у меня в мозгу работающего биологического нейронного модуля в состоянии связи с транспортером. Комар носа не подточит. А что сам транспортер настроен не на планету Эдем, и не на какую-то из других цивилизованных планет, оснащенных Сервером, этого он никак узнать не сможет. Не существует технической возможности отследить настройку транспортера, так как он осуществляет передачу сигналов быстрее скорости света, а потому попытка анализа такого сигнала приведет к полной математической абракадабре с нарушением причинно-следственных связей.

Благодаря этой уловке, мною же выдуманной, я имел возможность не попадать в поле зрения эдемского Сервера, но, при этом, находиться в полной безопасности. Пока у меня в мозгу работает нейронный модуль, меня не посмеет и пальцем тронуть никто из людей с таким же модулем, пусть даже тот заблокирован как у Ирвина. Серверу достаточно моего

ментального импульса, чтобы принять сигнал о грозящей мне опасности, а вычислить нарушителя он может и по отключенному модулю, так как Сервер будет сканировать структуру мозга, а не посылаемый им ментальный сигнал.

За пределами арагонского сектора никто не запрещал блокировать нейронную связь с Сервером. Космос есть космос – каждый там волен выбирать себе судьбу. Но если на Эдеме выключить нейронный модуль, это приведет к немедленному физическому устранению нарушителя. Более миллиона лет назад большинство договорилось о соблюдении такого порядка вещей. А кто был недоволен, тот стал предком ригланцев, которых порой называли беглецами из Эдема. Вполне заслужено. Они выбрали не ту свободу, которую предпочли остальные. Если искать аналогию в истории Земли, лучше всего подойдет аналогия, по которой ригланцев можно было бы сравнить с варварами, недовольными демократическими свободами Древнего Рима. Причем, Арагона и Тит смотрели на ситуацию с точки зрения как бы Древнего Рима, а земляне, как и подобает потомкам ригланцев, во всем демонстрировали сочувствие варварам. Впрочем, далеко не все земляне, иначе мне бы нечего было делать на этой планете.

-- Не будет у тебя возможности моих яиц даже коснуться, -- задиристо ответил я.

-- Ладно, ладно... – Ирвин, похоже, уже поверил в неизбежное, в то, что убить меня не получится, и ограничить мою свободу тоже. – Давай без нервов. Мы все же представляем одну цивилизацию, хотя я и не с Эдема, а с Тарии. Но мы оба арагонцы, так что, думаю, найдем общий язык.

-- Попробуй. – Я усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

-- На кой оно тебе вообще нужно?

-- Что именно?

-- Вошкаться с этими землянами, внедрять эдемский алгоритм в их системы визуального контроля... Они же варвары, потомки ригланцев. Ты их хочешь одарить? Подарить им билет в настоящий рай? Так они грешники, понимаешь? Они сами себе доступ в рай закрыли, унаследовав образ мышления и мораль ригланцев, которая у них лезет изо всех щелей.

-- Дело не в этом, -- уверенно заявил я. – Дело в том, что им мозги засрали. Пропагандой, бездоказательными байками, которые на них льют по всем информационным каналам, выдавая, не моргнув глазом, за истину в последней инстанции. Ригланцы тут ни при чем. Гены у нас с ними одинаковые.

-- Может и одинаковые. Но ты земную легендаристику почитай. Она насквозь пропитана ригланскими идеями. У них даже рай называется так же, как твоя планета, с которой ригланцы, в свое время, слились из-за политических разногласий. Не это, разве, в Библии землян описано, а? Первая женщина надкусила яблоко познания, и была изгнана из Эдема нагишом, с фиговым листком на промежности. Это не про Лилитану разве, которая выразила недовольство новыми порядками, сначала разбив один из объективов сферической камеры Сервера в своей купальне, а затем, демонстративно, прогулявшись голой по улицам с плакатом на причинном месте «Смотрите, извращенцы».

Я хмыкнул. С этим спорить было бессмысленно. События, происходившие миллион лет назад на Эдеме, действительно нашли отражение в священных текстах землян, а затем сформировали их нынешнюю мораль и мировосприятие.

-- А выражение «за три девять земель»? Ровно двадцать семь обитаемых миров отделяет Землю от твоего родного Эдема, а это как раз три раза по девять. Они и это не забыли, передавая из уст в уста. Так что насчет «засрали» ты, брат, не прав. Это у них в крови, поверь. Они скорее сдохнут, чем позволят передавать все свои личные данные Серверу в полном объеме. Они готовы каждый день умирать от рук убийц, подвергаться насилию, миллионами сгорать в горниле войн и революций, только чтобы за ними никто не подглядывал, когда они моются в душе, дрочат над унитазом, совокупляются на стороне, строят заговоры, обманывают близких, и делят наследство раньше, чем умер их близкий родственник.

Я рассмеялся. Ирвин недоуменно вздернул брови, не понимая, чем вызвана такая моя реакция.

-- Ты не прав! – все еще улыбаясь, заявил я. – Ты пытаешься мне застрать мозги так же, как ваша шайка засирает их землянам. Ты пытаешься выдать желаемое за действительное, а со мной это не прокатит. У меня иммунитет. Да, у землян дикие варварские предки. Тут ты прав. Но вся история этой планеты, это путь от ригланской дикости к внедрению «эдемского алгоритма». Почему я и начал разговор с того, что они сами сделали это выбор и демонстрируют его во всем. Их цивилизация всеми силами стремится встать на путь Эдема. И если бы вы им не мешали, это бы произошло с изобретением первой видеокамеры.

Ирвин нахмурился. Похоже, он понял, какой аргумент я готов привести. Но я не собирался его жалеть.

-- Не смотря на то, что люди сами себя убедили в недопустимости тотального контроля, они всюду к нему стремятся, -- не без злорадства продолжил я. – Сам смотри. Когда-то, давным-давно, никакого контроля не было вовсе, и каждый мог убить или изнасиловать кого захочется, пользуясь полной безнаказанностью. Позже люди стали друг за другом следить, и докладывать властям о совершенных преступлениях, за которые жестоко наказывали. Преступлений сразу стало меньше. Потому возникли города, в них появились полицейские, которые уже сами следили за порядком и пресекали преступления. Там, где находился полицейский, потенциальный преступник не мог ощущать себя вольготно, и искал более удобное место для совершения злодеяний. Честные люди стремились поселиться там, где стражники патрулировали город. Да, там степень контроля над гражданами была выше, но и степень безопасности выше. А любое разумное существо, осознанно или неосознанно, все равно стремится к повышению уровня собственной безопасности.

-- О, нет! – Ирвин шутливо погрозил мне пальцем. – Ты говоришь о разумных существах, и в этом аспекте ты прав. Население планеты Эдем именно этим путем и прошло, постепенно расставаясь с личными секретами, но обретая все большую безопасность. Но с землянами и ригланцами все иначе. Вспомни ту же Лилитану, благодаря которой ригланцы покинули Эдем и основали собственную цивилизацию. Именно она предложила лозунг «Лучше смерть, чем подглядывание». Земляне точно такие же.

-- Ты плохо знаешь землян, -- возразил я. – Они очень много говорят о важности личных секретов и недопустимости вторжения в частную жизнь, но лишь до той поры, пока им не

начнет угрожать реальная опасность. Ты говоришь, дескать, что они лучше умрут, чем покажут видео, как они дрочат над унитазом. Но лишь от того, что никто из них не верит, что сам может стать жертвой преступника. От нас землян отличает какая-то беспросветная вера в чудо, в то, что их, вот лично их, пронесет, что соседа да, убили, а подруга разбилась, выехав на встречную полосу. Но сами они легко выезжают на встречную полосу с мыслью типа «авось пронесет». И гибнут сотнями тысяч.

-- Ха! Вот именно! – Ирвин тут же подхватил нить моих доказательств. -- Каждый год на Земле в автокатастрофах погибает около миллиона человек. Миллиона! И все равно каждый надеется выжить, выезжая на встречную полосу. Верно. Ты сейчас озвучил самый корневой момент психологии землян. Они верят в чудо, а потому опасность для них является чем-то эфемерным. Поэтому они ничем, совершенно ничем не готовы платить за собственную безопасность. Они не готовы, ради собственного выживания, даже соблюдать правила дорожного движения. Типа, а, пронесет, проскочу... И в смятку. Миллион человек в год! А ты хочешь им предложить платить самым дорогим для них – личными секретами, выносом на Сервер их потаенных грязных страстишек. Да, ты верно говорил про полицию. Всякий нормальный человек стремится поселиться в зоне максимальной безопасности, то есть там, где полицейских патрулей больше. Но преступники, дорогой мой, стремятся держаться подальше от полицейских. Ты не учитываешь того, что ригланцы, а с ними и земляне, все преступники. У них у всех есть грязные замыслы, и они боятся сделать их достоянием гласности. Вот и все. Поэтому наша с тобой вражда лишена смысла. Землян не спасти. Они не смогут прийти к здравомыслию, им не позволит это сделать их темная сторона, понимаешь? И, в конце концов, они сожгут друг друга в ядерной войне, до последней секунды думая, что пронесет. Еще ни одна колония ригланцев не прожила больше века после создания ядерного оружия. Ни одна! Все сгорают в пекле войны. Но ума это им не прибавляет. Они основывают все новые колонии, включая Землю, и каждый раз надеются, что это уцелеет. Но с какого перепугу она должна уцелеть, если до не не уцелела ни одна? Где логика? Да нет ее. Ригланцы, земляне и здравомыслие – вещи несовместимые. Да, они сгорят. Потому что единственное, способное их спасти – это поднятая по всему миру волна здравомыслия. И ничего больше. А они не смогут ее поднять, потому что каждый, каждый, готов заботиться только о собственной заднице, и свято верить, что вот он-то уж точно выживет, даже если весь мир сгорит.

Я задумался. В словах Иривина была горькая правда. Но он не учитывал целый ряд моментов, он просто не владел вопросом так глубоко, как владел им я. И пусть. Пусть заблуждается. Мне сейчас важно отсюда улизнуть, целым и невредимым. А там уже я найду способ, как довести до финала начатое. Я слишком любил землян, чтобы остановиться на полпути. Точнее, я слишком сильно любил одну землянку. Но ради нее я был готов спасти все человечество. Впрочем, иначе и не выйдет. Впервые в истории этой планеты все оказались в одной лодке. И либо все спасутся, либо все сгорят. Нет тут других вариантов. Я это знал совершенно точно.

-- Хорошо... – Мне показалось разумным прекратить бесполезный спор, и начать операцию по собственной эвакуации из лап Ирвина. – Пожалуй, ты меня убедил. Не буду я больше заниматься внедрением этой программы наружного наблюдения.

-- Так просто? – Ирвин не смог сдержать улыбки. – Как в детском интернате, право слово. Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись... И ты думаешь, что я тебе поверю и отпущу на все четыре стороны?

-- У тебя выхода другого нет. -- Я вздохнул с наигранным сожалением. – Никакого вреда ты мне причинить не сможешь. У меня связь с транспортером.

-- Тебе не могу... – Ирвин зло усмехнулся.

И у меня ёкнуло сердце. Так, что на миг в глазах потемнело. Но я заставил себя собраться.

Если честно, я такого развития ситуации не ожидал. Но ведь действительно... Меня они тронуть и пальцем не могут, так как уверены, что у меня в мозгу задействован нейронный агент, передающий данные на главный Сервер Эдема. Но что им мешает тронуть Лизу? Да ничего. У самих у них модули отключены, это просто наверняка, связи с Сервером у них нет, у Лизы нейронного модуля вообще нет... Мне и в голову не приходило предложить ей вырастить нейронный модуль. По целому ряду причин, хотя технически это сделать было не сложно. Во-первых, я был уверен, что согласия своего она не даст. Как не дал бы его любой из землян, поскольку их головы до предела забиты древними правилами и моралью, не позволяющими мыслить здраво. Во-вторых, чтобы прост предложить ей такое, мне пришлось бы раскрыться, сказать, что я с другой планеты, а потом и доказать это. Прибегать к столь крайней мере я тоже не хотел.

Я вообще не хотел крайних мер. Я мог бы вообще тут не рыпаться, мог показать Лизе пару инопланетных фокусов, забрать ее на Эдем... Нет, фиги с две. Не мог. Потому что без нейронного модуля на Эдем людям путь заказан. Сервер уничтожит любого разумного без нейромодуля сразу, как тот сойдет с трапа космолета на твердую почву. А устанавливать нейромодуль Лиза не согласится. Вот и вся арифметика. Именно это, а не что-то другое, если честно, привело меня на путь спасения всего земного человечества. Я не мог забрать Лизу с планеты, которой через два года суждено сгореть в термоядерном пламени. Ну, или лет через пять. Максимум. Мне оставалось спасти всю планету. Другого выхода не было.

А тут Ирвин со своей шайкой...

Ирония ситуации состояла в том, что я прямо сейчас мог бы без всяких усилий убить Иривина, и ничего бы мне за это не было. Так как нейронный модуль в моем мозгу хоть и был включен, хоть и имел связь с транспортером, но сигнал был направлен не на Эдем, а на забытую всеми планету, на одну из бывших ригланскийх колоний, на которй Серверов отродясь не было. Ни до термоядерной войны, отгремевшей там, ни, тем более, после. Но! Но тогда бы я сам подставился, тогда бы стало ясно, что меня можно грохнуть безнаказанно. И мне бы не дали уйти. А мне надо было уйти. Непременно. Тем более теперь, когда стали ясны планы преступников, воздействовать на меня через Лизу.

-- Ага, сообразил... – Ирвин довольно кивнул. – По глазам вижу, что сообразил. Я тебе сразу не сказал, что твоя Лиза у нас на крючке, потому если бы у тебя был отключен нейронный модуль, мне бы это могло стоить нескольких выбитых зубов. А так не только я тебя не могу тронуть, н и ты меня. А вот у Лизы никакого нейромодуля нет. С ней мы можем делать все, что нам в голову взбредет. И ты не сможешь нам помешать.

-- Эту партию ты выиграл, -- признался я.

-- Как и все последующие. Так что тебе остается только одно -- свернуть программу по внедрению «эдемского алгоритма» в российские системы визуального мониторинга. И не просто свернуть, а уничтожить все материалы, все копии программ...

-- Все не могу, -- честно признался я. – Часть, через подставных лиц, у меня уже МВД приняло по актам. Они их на Олимпиаде откатывали, ради предотвращения терактов.

-- Знаю, знаю. Через это на тебя и вышли. Но, само по себе, это ничего не изменит особо. Глобально это безопасность не повысит, к счастью. Так что это мы тебе простим. Но развитие подобных систем придется свернуть. Земляне в условиях полной безопасности нам на фиг не нужны.

-- А что вам нужно? – я не удержался от попытки удовлетворить свое любопытство. – Каков твой мотив? Ты же на своей Тарии мог иметь все, что захочешь.

-- Это не интересно.

-- Что не интересно? – поразился я. – Жить в раю?

-- Э, дорогой мой... – Ирвин покачал головой. – Райские наслаждения можно осознать только в сравнении с адскими муками.

-- В каком смысле? – не понял я.

-- В самом прямом. Если у тебя все есть, что тебе хочется, это не счастье. Ну, какой смысл иметь возможность удовлетворить любые физические потребности, если все их могут удовлетворить? Какой смысл владеть высокими технологиями, если продукт этих технологий есть не только у тебя, но и у всех? На мой взгляд, это не рай. Рай, это когда у тебя что-то есть, а у других этого нет. Даже земляне это понимают. Выходит, к примеру, новый смартфон. Пока он мало у кого есть, он крутой, и обладание им приятно. Но когда эта модель уже у каждой уборщицы, то радости от обладания просто куском пластика «стильного белого цвета» уже никакой. Вот и приходится выпускать новую модель каждые полгода. Иначе этим вообще никого не впечатлить.

-- А у вас каждый раз новая модель цивилизации? – спросил я, не скрывая иронии.

-- Не у нас. Наша компания работает исключительно на планетах, заселенных потомками ригланцев. Не мы создали эти ущербные цивилизации. Мы лишь хотим извлечь из их бессмысленного существования хоть какую-то пользу. Говоря проще, нам нужны рабы. А рабом может быть лишь тот, кто погряз в пороках, и боится, что они станут явными. Ну, или просто тот, кто чего-то боится. Не важно чего. Если на Земле не станет преступлений, войн, произвола власти, страха, как такового, различных табу, тайн, секретов, за разглашение которых можно поплатиться честью или головой, земляне станут свободными и уже не смогут выполнять для нас функции рабов.

-- Что за чушь? – на этот раз я удивился совершенно искренне. – Какие рабы? О чем вы? Земляне работают сами на себя.

Ирвин рассмеялся.

-- Нет, дорогой мой, -- произнес он. – Они работают на элиту общества, на владельцев корпораций, на президентов, царей и царьков.

-- Но вам-то какая с этого выгода?

-- Все просто. За некоторыми представителями элиты стоят такие, как я. Мы помогаем им советами, иногда даже технологиями. Мы полезны, а потому нам позволяют делать все, что заблагорассудится.

-- Но на любой из планет арагонской цивилизации вы тоже могли делать, что угодно!

-- Нет. Там все могут делать, что угодно. А тут – только мы. Если на Эдеме тебе кто-то не нравится, что ты сделаешь?

-- Не буду с ним общаться... – Я недоуменно пожал плечами.

-- Вот! Это не дает морального удовлетворения. А тут, на Земле, если мне кто-то не нравится, я могу дать ему в морду, посадить в тюрьму, ограбить, даже убить. И мне за это ничего не будет. Ничего, ровным счетом. Вот это я называю раем. А не то болото безопасности, которое царит на наших планетах.

-- Ясно, -- хмыкнув, ответил я. – Спасибо за разъяснения. Я могу идти?

-- Конечно. Как я тебя задержу? Мобилу только оставь. Это просьба.

-- А если я тебе пошлю с этой просьбой? – Я поднялся из кресла.

-- Ты же не хочешь со мной испортить отношения?

Я бросил мобильный телефон в кресло и направился к выходу, почти физически ощущая, как Ирвин буравит мне взглядом затылок.

Пройдя по коридору и миновав не меньше десятка охранников, я покинул большой двухэтажный особняк, распахнул кованную калитку и, к своему удивлению, оказался на Крестовском острове, минутах в пяти от метро. Дальше надо было действовать предельно быстро. Ирвину я не доверял нисколько, да и просьбой оставить мобильник, он себя с головой выдал, придурок. Мог бы тиснуть его, пока я был в отключке, меньше бы привлек к этому мое внимание. А так было ясно, что он хотел помешать мне связаться с Лизой и предупредить ее об опасности. Значит, опасность ей точно угрожала.

Я не сторонник насильственных действий, особенно после того, как отслужил в спецназе на космической станции «Узел-20», где мне много раз приходилось вступать в бой с ригланцами и выпускать им кишки. Я от этого устал. И физически, и морально. Но в данном случае речь шла о безопасности Лизы, и своей усталостью от насилия я решил пренебречь. Мне нужен был мобильник. Срочно.

Выйдя на аллею, я догнал двоих гостей из Средней Азии, один из которых оживленно и громко с кем-то говорил по телефону на таджикском.

-- Эй! – позвал я. – Ребята, извините, можно мне один звонок сделать с вашей мобилы? Мне срочно надо.

Говоривший вздернул брови, что-то сказал собеседнику на другом конце линии, и нажал кнопку отбоя. Я приготовился нанести удар.

-- Ну, возьми, раз надо. -- Пожав плечами, таджик протянул мне мобильник.

Я взял трубку и набрал номер Лизы. Она, к счастью, ответила почти сразу. В то же время я не спускал глаз со второго таджика, который, как бы невзначай, начал заходить мне за спину. Другого народу на аллее не было.

-- Лиза, слушай меня и делай все что скажу, -- начал быстро тараторить я, как только услышал ее голос в трубке. – В моем шкафу, за коробкой с сидюками, лежит такое колечко. Обруч, величиной с браслет. Возьми его пожалуйста, встряхни, надень на руку и живо, не задерживаясь, выходи на улицу, на наше место.

-- Что случилось? – взволнованно спросила Лиза.

-- Тебе грозит опасность, -- честно признался я. – Можешь вообще ничего не брать, ни деньги, ни документы. Это не понадобится. Главное, быстро.

Я не успел нажать кнопку отбоя, когда кожей ощутил движение воздуха сзади. Впрочем, удара я ожидал, и ожидал его именно сзади, и именно в голову. Статистика. Для этого не надо быть семи пядей во лбу, для этого надо просто пережить сотню нападений на себя, и тогда организм запомнит, что бьют обычно сзади, и почти всегда в голову, стараясь использовать тяжелый предмет.

Я быстро послал мысленный сигнал на нейронный модуль у себя в мозгу, с помощью которого мог за доли секунды и довольно надолго снять природную блокировку с гипоталамуса. А дальше уже было проще. С расторможенным гипоталамусом я смог бы вступить в рукопашную схватку не с двумя, а с двумя десятками противников, и точно бы е выиграл.

Моя реакция возросла сразу на порядок, из-за чего все вокруг стало восприниматься, словно в замедленной съемке. Я не спеша развернулся и увидел, как второй таджик медленно, до отвращения медленно наносит мне удар в голову рукояткой ножа.

Я сделал шаг в сторону, уходя с лини атаки, пропустил оружие мимо лица, схватил руку противника, рванул вниз и, без особой жалости, переломил ее через колено, как палку. Нож вылетел из пальцев таджика, и воткнулся в землю у дерева.

Я не люблю насилие, но еще больше не люблю тех, кто это насилие применяет не ради защиты, а ради наживы, как эти, или ради порабощения, или ради трансляции каких-то безумных идей. Вроде нормальные ребята... Что им от меня нужно? Кошелек с двумя тысячами рублей? Пошло. Пошло и гнусно. За две тысячи он мне голову был готов проломить. Что за люди...

Я так расстроился, что позволил себе нанести в печень противника еще контрольный удар локтем. Затем притормозил свой поток восприятия и спросил у второго:

-- Тоже хочешь?

Он не ответил. Я быстро понял что он не на нервах у меня играет, а просто еще не сообразил, что произошло. Наконец, первый рухнул у меня за спиной с глухим стоном.

-- Тоже хочешь? – повторил я вопрос.

Таджик рванул напролом через кусты и быстро скрылся из виду. Я оставил мобильник рядом с поверженным. Придет в себя, вызовет скорую. Мне чужой телефон был без надобности.

Добравшись до метро, я потерял почти пять минут, стоя в очереди за жетоном. Но если Лиза все сделает, как я сказал, головорезы Иривина добраться до не успеют. Как только она наденет на руку «браслет», до не уже никто не сможет добраться. Я тоже, но у меня заранее было заготовлено решение для такого случая.

Браслет представлял собой нейронный передатчик, подавляющий любое чужое внимание к тому, кто его носит в активном состоянии. Грубо говоря, Лиза, надев его, станет невидимой для всех. Я пожалел, что не предупредил ее, чтобы она сама уворачивалась от прохожих. Но, ничего. Она умница, сама поймет, когда они на не начнут натыкаться.